Режиссёр Евгений Богатырев про Татьяну Тарасову и Ирину Роднину, Константина Бескова и Льва Яшина, про Василия Сталина и спортивную семью Буре, про ведьм, колдунов и документальный «Оскар»

Евгений Богатырев 40 лет снимает документальные фильмы о спорте. Собирая призы по миру. Как начал в 78-м фильмом о Валерии Борзове — так и продолжает.

Я, терзаясь бессонницей, включаю в два часа ночи канал «Культура». Под него-то, думаю, и прикорну. Под симфонический оркестр.

Но вместо симфонического оркестра попадаю на фильм моего героя — смотрю от первого до последнего кадра. Зная наизусть каждое слово, каждую интонацию из этой работы. Кто ж не смотрел «Невозможного Бескова»?

Кино о нем самом мне попадалось. Интервью — как-то нет. Я ищу и не нахожу. Ну не странно ли? Человек знает самых ярких звезд ХХ века с неожиданных сторон. Готов рассказать.

А быть может, это мое корреспондентское везение — разглядеть большое рядом. Не на расстоянии.

Впрочем, предисловие затянулось.

Тамару Быкову вызвали в ЦК: «Вы что себе позволяете?!»

— Допустим, человек ничего о вас не знает. Но имеет возможность пересмотреть один ваш фильм. Какой выбираем?

— Пожалуй, фильм, который мы сделали с Алексеем Габриловичем — «Высота Тамары Быковой». 84-й год, мы еще готовились к Олимпиаде в Лос-Анджелесе. Все были на нерве!

— Могу себе представить.

— А с Габриловичем я познакомился на бегу. Говорят, кинематографисты ведут не очень спортивный образ жизни. Но вот Алексей Евгеньевич занимался по утрам бегом — и я тоже. Пицунда, море. Двое сумасшедших. Все отдыхают после вчерашнего — а мы бегаем…

— Живописно.

— На ходу и пожаловался: «Вот вы спортивный журналист. Мне сейчас поручили делать фильм о великом спортсмене, а он — не „говорящий“. Как только ни заходил — не говорящий и всё! „Да“, „нет“… Не мой герой».

— Это о ком же речь?

— Владимир Сальников!

— Ого. Что тут посоветуешь?

— Прямо на бегу говорю Габриловичу — а если посоветую вам прекрасную спортсменку, которая именно ваша героиня? Голливудская улыбка, хороша собой. При этом — первая наша чемпионка мира по прыжкам в высоту!

— Что Габрилович?

— Да, говорит, слышал о ней. А как достать?

— Как?

— «Да нет ничего проще! — отвечаю. — Она здесь, в Эшерах, на сборах. 80 километров. Поехали!» Алексей Евгеньевич как настоящий драматург — а он закончил сценарный факультет — моментально разработал план. Примчались на стадион к Евгению Загорулько. Быковой нет! Спрашиваю: «Женя, а где Тамара?» — «Она спит. Но если тебе откроет — значит, уже проснулась. Номер такой-то…»

— Согласилась?

— Открывает дверь. «Тамара, когда можно к вам заглянуть?» — «Да прямо сейчас!» Улыбнулись они с Габриловичем друг другу — и Алексей Евгеньевич был поражен в самое сердце. Фильм получился о жизни и о любви!

— В 84-м году?

— В нем были такие вещи, что Быкову потом вызывали в ЦК партии…

— Это что ж такое?

— Она рассказывала о своей первой любви. О том, какие мужчины ей нравятся. Все это в советское время!

— Мы-то с вами не решимся рассказывать о первой любви под камеру.

— В отделе пропаганды ЦК задыхались: «Как?! Что вы себе позволяете?» Но фильм имел громадный успех. Был продан в 23 страны!

— Это считалось мощно?

— Для советского времени — феноменальный результат. Но случилось несчастье — наших спортсменов не пустили на Олимпиаду в Лос-Анджелес. А Тамара Быкова была в тот год на голову сильнее всех. Когда было принято решение, ее, капитана сборной, отыскали на тренировке в Лужниках. Ошарашили новостью — еще и заставили выступить от имени спортсменов. Мол, «поддерживаем решение не ездить в этот проклятый Лос-Анджелес».

— Давясь внутренними слезами.

— Не то слово!

— Так и не стала олимпийской чемпионкой?

— Дальше вообще сумасшедшая история. Ехали с тренером по трассе Москва — Дон, тот не заметил строительные работы, кучу с песком… Тамара вылетела через лобовое стекло, пролетела вместе с сидением 100 метров!

— Какой кошмар.

— Потом долго хромала. Как-то собралась — поехала на следующие Олимпийские игры. Я работал в Останкине на подстраховке. До сих пор картина в памяти: Тамара на старте. Взгляд как у волчицы. Надо преодолеть два метра, давно пройденный для нее этап. Но она-то хромает, вся битая-перебитая… Берет! Завоевывает бронзовую медаль! Это разве не подвиг?

— Подвиг.

— В советское время умели делать звезд — и Тамара была настоящей звездой. Ни одна обложка без нее не обходилась. Журналы, телевидение… Если б сегодня была настолько популярна Ласицкене! А о ней вспоминают, только когда Шляхтина мочит. Никто даже не интересуется, что у нее внутри, что за душой.

— Вы ошибаетесь.

— Не ошибаюсь. Я помню новогодние подсчеты конца 2019-го года — имена каких спортсменов всего употреблялись в СМИ. Там есть Кокорин, есть Мамаев. Куча всяких бойцов. Ласицкене нет. Овечкин под девятым номером.

Нашу с Ященко «Волгу» несли на руках

— Чья популярность в те годы особенно вас поражала?

— Ященко!

— Прыгун в высоту?

— Совершенно верно. Он был как рок-звезда! Благодаря Ященко я узнал, что чувствует человек когда его вместе с автомобилем несут на руках.

— Эту историю должны узнать все.

— Соревнование в Вильнюсе. Это вообще легкоатлетический край. Ященко номер один — даже не потому, что выше всех прыгает. По манере поведения! Прическа, общение с публикой, улыбка от сердца… Молодежь его боготворила. Подходит ко мне зампред Спорткомитета СССР Валентин Сыч, будущий президент федерации хоккея, которого убили по ошибке…

— По ошибке?!

— Ну да. Я знаю эту историю, потом расскажу. А тогда Сыч знал, что я дружу с легкоатлетами. Говорит: «Я тебе дам свою машину, увези Ященко со стадиона. Его же на клочья разорвут!»

— Могли?

— Да запросто. Никаких подземелий на стадионах не было — но через черный ход как-то ускользнули. Вышли к этой «Волге». Только завели двигатель — машину окружила толпа!

— Девочек?

— Девочек и мальчиков. Ященко открутил окошко, кому-то дал автограф. Но они-то хотели, чтоб Володя вышел. Сфотографироваться, пообщаться! А он не выходил.

— Почему?

— Потому что закончиться все могло печально. Так они подняли на руки ГАЗ-24. А это очень тяжелая машина.

— Я в курсе. Первый мой автомобиль.

— Пронесли метров десять. Потом силы закончились. Мы вырвались из этого окружения. Какая там слава Овечкина или Нурмагомедова?! Близко нет!

— А у кого было «близко»?

— Пожалуй, у Магомаева. Всё.

Сыча убили по ошибке

— Я потерял покой. Как Сыча убили «по ошибке»?

— Знакомы мы были давно. Этот человек меня восхищал — своей решимостью, упертостью. Непримиримостью к тем, кто пытался нажиться или обмануть. Если вы смотрели фильм «Коммунист», то герой Евгения Урбанского — это настоящий Валентин Лукич. Накануне несчастья я показал Сычу фильм, который снял к 50-летию советского хоккея. В 5 часов вечера в федерации хоккея закончился просмотр, Валентин Лукич чуть не прослезился. Достал что-то из сейфа: «Вот тебе на память часы „Россия“…»

— Сохранили?

— Да вот они, и сейчас на руке. Обнялись — и я отправился на «Красную стрелу». Поехал в Питер снимать фильм о чемпионах блокадного Ленинграда. В гостинице заказываю кофе — и вижу по телевизору убитого Сыча…

— Ужасно.

— Смотрю на часы, которые еще хранят тепло его руки. Я тогда впервые напился. Вспоминал, как во время Суперсерии американские газеты прозвали Сыча «Джеймс Бонд советского спорта». Это ведь он все сделал, чтоб президентом международной федераций стал Фазель. Увидел в этом судье крайне расположенного к нашей стране человека. Фазель был свой! А вернувшись в Москву, я сразу начал работать над фильмом памяти Сыча. На международных фестивалях его показывали под названием «Валентин Сыч. Джеймс Бонд советского спорта». Вот в процессе работы и узнал всю подоплеку.

— Так как все произошло?

— Все газеты тогда писали: в России есть две организации, которые освобождены от налогов при продаже водки и сигарет. Процент, который мог бы уйти в казну, получают сами. Люди, работавшие в системе хоккея, полагали, что Сыч купается в золоте…

— Не купался?

— Федерация хоккея получала 1 процент от тех сделок, которые проводил Национальный фонд спорта. Едва хватало на содержание сборных команд и самой федерации. Всё! Просто Сыч об этом не говорил.

— Почему?

— Возможно, просто неудобно было сообщать на весь свет, что ты не слишком состоятельный человек. Кому приятно признаваться в нищете? Вот однажды к Сычу пришла группа товарищей: «Слушайте, давайте построим на стадионе Юных пионеров дворец. Нам нужно 100 миллионов долларов. У вас же есть?»

— Что за дворец?

— Вроде нынешнего «Мегаспорта».

— Что Сыч?

— Естественно, ничего не дал. У него не было. Вот и вся интрига. Непосредственный исполнитель по фамилии Иванов увидел всю эту историю по телевизору в Киеве, куда удрал к родственникам. Всё понял. До этого нанимали другого человека — он просто сбежал…

— Роберт Черенков причастен к этому делу?

— Я же не следователь… Мое внутреннее убеждение — имеет ко всему этому отношение человек, который рулил стадионом. Но доказательств никаких. Но главное — застрелили его за отказ поделиться деньгами. Которых не было!

— Супруга Валентина, чудом уцелевшая тогда в автомобиле под пулями, жива?

— Да. Жила на Украине, сейчас вернулась в Москву. Недавно была у меня на творческом вечере в Доме кино. Такой был вечер! Дозвонился из Австрии Анатолий Евтушенко, поздравил меня с 75-летием. Выдающийся тренер по гандболу, мировая звезда. В 85 лет продолжает активно работать тренером по ОФП. Я был поражен!

— Что такого?

— Снял о нем фильм «Мелодия для победителя». Возможно, не очень хороший. С точки зрения искусства вполне достойный, но друзья из Госкино ему сказали: «Фильм классный! Но выглядишь ты там как-то не очень». А спустя столько лет этот человек прочитал в интернете, что у меня юбилей, нашел телефон — было до слез трогательно!

«Невозможный Бесков»

— Вы вспомнили Габриловича. Что он, что вы причастны к фильму «Невозможный Бесков»?

— Да. Мы с Александром Нилиным сценаристы. Тут самый интересный момент — как нас допустил Бесков в святая святых, куда не пускали никого ни до, ни после? В перерывах официальных матчей мы снимали в раздевалке!

— Так как же?

— С довоенных лет дружил с моим отцом!

— Вот все и раскрылось.

— Спортсмены до войны — независимо от обществ и видов спорта — были одной компанией. Где отношения товарищеские. А Константин Иванович уже в 40-е годы был франт. Всегда при галстуке, с проборчиком…

— Это здесь при чем?

— По этой части тоже нашли общий язык с отцом!

— Каким образом?

— Оба одевались у моего дедушки. Тот был замдиректора магазина модной одежды. Вот с того момента и состояли в добрых отношениях. Отец позвонил — и Константин Иванович… Не с распростертыми объятиями, но очень тепло нас встретил. Когда приехали пересказывать замысел.

— В легендарную квартиру на Маяковке?

— В квартиру — потом! Сначала явились в Тарасовку и все было прекрасно. Не со всеми методами режиссера я был тогда согласен — но сейчас цитируют только наш фильм.

— Потому что он гениальный.

— Без спецэффектов — но показывают постоянно. Продолжает жить, хотя прошло столько лет. Потом Нилин издал книжку «Невозможный Бесков», но это отдельная история. Потому что у самого Бескова книга воспоминаний была не такая яркая. Написал ее с моим коллегой по «Неделе» Эдуардом Церковером.

— Унылая книга, что и говорить.

— Мне неловко так выражаться. Но книга Нилина всколыхнула футбольный мир. Была издана несколькими тиражами. Мы делали Бескова понятным людям! А человек он был крайне закрытый. Как-то сумели показать его суть. Бесков не терпел потребительского отношения к футболу. Отсюда и его конфликты с возрастными игроками — которые решили доигрывать. Да все его конфликты на этой почве!

— Вы во время съемок присутствовали рядом?

— А как же?! Разумеется!

— Значит, на ваших глазах он бедного Габриловича пытался несколько раз вытурить?

— Ну да.

— Как это выглядело?

— Это не было хамством. Бесков говорил: «Это порядок! Я — главнокомандующий, я и буду определять режим работы. Мы о чем договаривались? На матч Кубка федерации я вас пускаю, на календарный — извините».

— Но все равно ведь проникали на самые что ни на есть календарные.

— Это всё за счет оператора. Который быстро стал своим человеком в «Спартаке». Очень важно, когда становишься своим человеком в команде! Уже и администраторы, которым Бесков давал указания, относились к нему по-отечески. Видели, что снимаем мы не «скандалы» или «сенсации» — а пытаемся снять правду жизни. Это ж мало кому удается в игровом кино. Вот недавний фильм о Яшине вызвал много вопросов…

— Говорят, смотреть невозможно.

— Я коллег критиковать не хочу — но во всем фильме мне понравился актер, который играл Алексея Хомича. Вот это — настоящая работа. Остальное — лоскутное одеяло. Столько лет снимали, столько денег истратили… Может, не те люди работали, для которых это всё — родное?

— Для вас-то родное.

— Я из мира спорта — но еще из мира кино. Вот выходит фильм о наших фехтовальщицах. Называется «На острие». Продюсировал Михаил Дегтярь. У человека четыре «Тэффи» как у документалиста! При этом сам — мастер спорта по сабле. Я знаю — здесь не будет вранья.

— Раз с Бесковым вас свел магазин модной одежды — давайте вспоминать его костюмы. Какой до сих пор перед глазами?

— Он все время был в новом! Потрясающим! У него самого был вкус — но и Валерия Николаевна следила. Когда появлялся на стадионе, казалось — это профессор дипломатической академии. Настолько все подобрано! Кто тогда в Москве носил твидовые пиджаки? Бесков да Игорь Тер-Ованесян, великий прыгун в длину. Иконы стиля. Третьего не назову.

— Как-то 9 мая Бесков приехал в Тарасовку, надев полковничий мундир с орденами. Юный футболист Миша Месхи восторженно приподнялся с лавочки: «Генералиссимус!»

— Да? Странно. Ни разу не видел его в военном. Но как-то Бесков мне рассказал историю, как в 41-м году служил в полку НКВД. Их отправили со снарядами на передовую, подступы к Москве. Никто не знал, где немцы, где наши. Чуть не попал в окружение!

— А попал бы — и никакого «Невозможного Бескова» не случилось бы.

— Скорее всего. А потом уже тушили зажигалки, ловили диверсантов в Москве. Так что он служил всерьез.

— На вас как на Габриловича он ни разу не сорвался?

— Нет.

— Почему?

— Вот как с Маслаченко у нас возникла человеческая симпатия с первого дня, так и с Бесковым.

— Багровел — но не кричал?

— Нет, нет, нет.

Рабочий момент съемок фильма «С мячом в Британию». Евгений Богатырев и народный артист России Валерий Баринов. Фото из личного архива Евгения Богатырева

Фильм спасла Валерия Николаевна

— Сколько раз этот фильм мог сорваться в процессе съемок?

— Не мог сорваться. Это же плановое производство творческого объединения «Экран». Константин Иванович ответственный человек, прекрасно понимал — это госзаказ! Да, покричит, побагровеет — но работа-то шла. А главное, спасибо Валерии Николаевне. Это был наш человек в семье Бескова.

— Так у вас «буфер» был?

— Открываю секрет: уже через несколько дней была назначена телевизионная премьера, Константин Иванович смотрит черновой вариант фильма. Мягко говоря… Не то, что не был в восторге — у него была идея запретить этот фильм!

— А вы говорите — «госзаказ».

— Но была назначена премьера в Доме кино. Мудрая Валерия Николаевна произнесла: «Костя, давай посмотрим, как народ встретит. Если хорошо — зачем шуметь? Ребята же работали…» Так Бесков не пришел на премьеру!

— Хоть жил на соседней улице.

— Вот именно. Зато пришла Валерия Николаевна. Полный зал, 1250 человек. Весь спортивный и киношный бомонд. В первых рядах Евгений Евтушенко, Леонид Зорин. Фильм заканчивается — овация!

— Бескову доложили?

— Тем же вечером Валерия Николаевна все ему описала — и вопрос был снят.

— А так запретил бы — и всё?

— Мог! Но Валерия Николаевна все-таки актриса…

— Говорили — совсем слабенькая актриса.

— Михаил Ножкин был другом Бескова. Рассказывал — из театра Ермоловой ушел режиссер Лобанов, а другие Валерию Николаевну просто не могли рассмотреть. Да, талант небольшой! Но какую-то нишу могла занимать долго.

Как умер Габрилович

— Алексей Габрилович — человек тонкий. Все пропускал через сердце.

— Так и было.

— Он же стонал от Бескова?

— Думаю, это был телевизионный прием. Он придумал все эти сцены историю со стонами, вызывал огонь на себя! Срежиссированная история!

— Он чуть ли не плакал перед камерой.

— Большой артистизм.

— В какой момент вы поняли, что этот фильм — бомба?

— Пожалуй, на премьере в Доме кино. Когда весь кинематографический бомонд нас окружил: «Для нашего времени — это что-то!» Вы можете представить, чтоб к Лобановскому кто-то зашел в раздевалку в перерыве? Этих людей нельзя было переубедить! Но кто-то понимал, что такое нужно. Поэтому у нас есть фильмы о репетициях Товстоногова. А про Анатолия Тарасова агитки, им же срежиссированные. Поэтому следующее поколение фамилию слышало — а кто знает, что за ней стоит? Да никто!

— Я общался с Бесковым в последние его годы. Это был другой человек — размякший, готовый к долгим беседам. Вы разговаривали?

— Нет. Возможно, это охлаждение — реакция на фильм. По большому счету, не воспринял.

— Габрилович умер почти сразу после фильма. Что случилось?

— Ну, не сразу… От безделья и безработицы!

— Вот как?

— Маститый режиссер делал сюжеты для «Футбольного обозрения» Перетурина. Представляете, как это действовало на психику? А тут вдруг последовало предложение сделать фильм о генерале Рохлине. Он же не только о спорте снимал!

— «Цирк нашего детства», «Дворы нашего детства». Грандиозные фильмы.

— Да много чего! Вот решил погрузиться в эту жизнь. Поехал в штаб Рохлина под Волгоградом — подружиться с офицерами. Надо же узнавать всю подноготную. Габрилович не из те, кто приходит, ставит камеру — а дальше что получится. Чтоб войти в доверие к офицерам — надо выпить с ними водки…

— Это трезвое решение.

— А водка оказалась паленая. Приехал в Москву в пятницу вечером, больницы не работают. Сделали бы промывание — остался бы жив. А в понедельник было уже поздно. Но, поймите, водка — это причина номер двадцать. Виновато безденежье и безработица. Человек выдающийся, яркий!

— «Невозможного Бескова» показывают и показывают. Какой-то фильм может сравниться с этим?

— Фильм «Конек Чайковской» в новогодние праздники был показан 8 раз по «Матч ТВ». Это фантастика! «С мячом в Британию» показали еще до пандемии 12 раз! Беда нашего телевидения в том, что спорт загнали в рамки одного канала.

Евгений Богатырев на Олимпиаде в Нагано в 1998 году. Фото из личного архива Евгения Богатырева

Разговор у гроба Маслаченко

— Вы говорили про теплые отношения с Маслаченко. Кажется, ваш фильм про него увидела Украина. Но не Россия.

— Это история! Наши отношения с Маслаченко начались, когда я работал в «Неделе»…

— У этой «Недели» тираж был под три миллиона.

— Накануне выхода номера мы засиживались в редакции до часу ночи. А редакция была окно в окно с театром Ленком. Когда выходили, на улице стояло две очереди: одна дожидалась билетов в театр, другая — в киоск на Пушкинской за «Неделей». Обвивая весь корпус «Известий». Вот тогда и подружились с Маслаченко — который как раз закончил карьеру вратаря и пробовал себя как комментатор. Был настолько доброжелательным!

— Когда сняли фильм о нем?

— В 2006-м. Получили грант от министерства культуры. Поехал в Сиде, где проводили турнир в его честь. Дорабатывали в Москве. Мне кажется, название отражало суть Володи — «Человек свободного стиля».

— В точку.

— Он же и фристайлом занимался, под парусом ходил, на доске… Все пробовал! Но вот случилось несчастье, он скончался — я на похороны взял «Бетакам» с фильмом. Который снят, но еще нигде не показан. Кроме фестивалей, где собрал призы. Думаю — предложу кому-то из телевизионщиков…

— Бесплатно?

— Разумеется! Какие деньги? Это вообще не про документальное кино. Здесь не заработаешь. Прямо у гроба подхожу к популярному тогда футбольному комментатору. Который тогда работал главным редактором. Говорю: «Вот, если интересно — покажите…»

— Что услышали в ответ?

— Он человек высокий — и посмотрел на меня свысока: «Думаете, вы один умеете снимать кино?» — «Я ничего не думаю. Просто здесь уникальные кадры. Человек раскрылся — когда рядом не было посторонних».

— Это всё у гроба?

— Да! Вот, Владимир Никитич лежит. Всё прилюдно — не где-то за углом. Я был ошарашен, честно говоря. Всё это услышали два человека. Подошли, представились — один из государственной компании «Украина», другой с телеканала «Футбол». Тоже украинского. Говорят: «Сочтем за честь показать фильм о нашем земляке…» Даже заплатили фантастические деньги студии!

— Это сколько же — можно назвать?

— Почему нет? Четыре тысячи долларов. Для бедной Украины — когда некоторые наши каналы… Ладно, не буду говорить.

— Уж скажите.

— Считают — там за честь показать бесплатно!

— Даже бесплатно не берут?

— Некоторые каналы — да. А вот «Матч ТВ» к ним не относится. Там платят. Ну, неважно! Просто у нас нет такого бизнеса — «документальное кино».

— Как прошел фильм на Украине?

— С фантастическим успехом. Показывали много раз, куча отзывов. Душа радовалась.

— Как посмотреть в России?

— Не представляю. В YouTube его нет.

Евгений Богатырев во время интервью с Ириной Родниной и Александром Зайцевым, после которого фигуристка попала в аварию. Фото из личного архива Евгения Богатырева

Папа Буре

— У каждого был ускользнувший герой. У меня это — Виктор Корчной. А у вас?

— В 90-е мы активно ездили к нашем парням, игравшим в НХЛ. Я с Александром Нилиным был у Славы Фетисова, Леши Касатонова… Потом родилась идея — сделать фильм о Паше Буре. Но пошли не тем путём.

— Каким же?

— Мы обратились к его папе.

— О. Это прокол.

— Тогда мы не знали, что папа бизнесмен в области пиара. Была названа сумма «отступных» — за которую подпускал к телу сына.

— Какая — не помните?

— С памятью у меня все неплохо. 30 тысяч долларов. Потом мы узнали, что точно такую сумму заплатили Мадонне за съемки фильма о ней. Но там другая история: Мадонна делала кучу дублей, много раз что-то перепевали… Она реально работала!

— Павел об этом знал?

— Время спустя удалось рассказать эту историю Паше. Для него это все стало откровением. Может, по этой причине, а может, по какой-то другой с агентом Владимиром Буре они расстались. Зато Паша снялся у меня в фильме о докторе Конове. Общение было замечательное! У меня даже мысли не мелькнуло, что прежде он обо всём этом знал. Папа может подать в суд — но режиссером того проекта должен был стать Григорий Амнуэль, ныне известный политик. Во всех ток-шоу присутствует. Уж он-то отобьется.

«Ты заметила? 8 раз аплодировали!»

— Легендарный документалист Владимир Коновалов рассказывал мне, как просил 500 фунтов у него английский вратарь Питер Шилтон за часовое интервью. Вы еще с такими пожеланиями встречались — кроме истории с папой Буре?

— К счастью, не было. Случалось другое — кому-то не хотелось, чтоб мы своими съемками отвлекали спортсмена от дела. Например, Паращук. Тренер Ирины Приваловой.

— И муж.

— Совершенно верно, и муж. Говорил: «Не нужна нам шумиха, мы как-то без этого…» Пришлось подключать общих знакомых. Зато после премьеры в Доме кино произнес, обращаясь к Ирине: «Ты заметила? 8 раз аплодировали во время фильма!» Я стоял рядом, слышал.

— Какой интересный человек.

— Да. Многие спортсмены живут в образе. Внутрь не пускают. Вот Елена Анатольевна Чайковская участвовала у меня в десяти фильмах! На моем вечере произнесла: «Я Женю люблю, но он меня так достает! Просто выворачивает. А я не люблю раскрываться. Есть вещи, которые должны оставаться тайной…»

— Кстати, мы сейчас сидим и разговариваем на рабочем месте Анатолия Чайковского. Ее мужа.

— Точно! Он 22 года был главным редактором журнала «Физкультура и спорт». Человеку 89 лет! Очень опечален, что не может попасть на чемпионат мира по фигурному катанию. Который отменили. Ведет образ жизни молодого человека. Я когда-то Николая Старостина начал расспрашивать: «Вам 90, а летаете с командой в Баку, Ереван. Не тяжело?» — «Я в тренинге! Надо жить активной жизнью. Как только остановишься — всё, конец».

— Мы делали «Разговор по пятницам» с Чайковским, а заверять заметку приехал один Саша Кружков. Чайковский достал бутылку коньяка 0,7. Пока вычитывали — ее не стало.

— Да, да! Несет традиции старой журналистки везде. За столом — в том числе. До сих пор приезжает в Сочи — и заплывает так далеко, что его и не видно. Елена Анатольевна, кстати, тоже. Отдыхает обычно в санатории имени Фрунзе. Только снимать запрещает — макияж, все дела…

— Когда особенно пожалели, что не случилось у вас камеры в руках?

— 1999-й год. Елене Чайковской — 60 лет. Казалось бы, можно из-за бортика наблюдать. А она ставит произвольную программу Марии Бутырской. Прихожу на тренировку — и ухожу потрясенный!

— Что увидели?

— Чайковская на коньках — и все показывает лично. А молодая Бутырская не может повторить! Ни со второго раза, ни с третьего! Потом-то выучила, но Чайковской 60 лет… Вот не случилось у меня камеры в руках.

Татьяна Тарасова — закрытая тема

— Снять фильм про Татьяну Тарасову вам никогда не предлагали?

— Это запрещенная для меня тема.

— Почему?

— Она была любимой женщиной моего товарища. После он повесился. Поэтому этот человек для меня закрыт.

— Вы говорите про ее первого мужа?

— Да, Василия Хоменкова.

— Не общаетесь с Тарасовой вообще?

— Вопрос не в том, что произошло — случиться может что угодно! Но когда к юбилею на нескольких каналах снимаются фильмы, ее спрашивают про Василия Хоменкова — а она уходит от ответа на вопрос… Нормальный человек просто попросил бы прощения за то, что произошло. Или рассказал правду. Нет! Вот это меня и возмущает.

— Вы действительно с ним дружили?

— Я многие годы был членом президиума федерации легкой атлетики СССР. Возглавлял которую его папа, Леонид Сергеевич. А с Васей мы жили в одном номере на сборах. Туда же отправили Татьяну Тарасову, чтоб поднять ее уровень ОФП. Фигуристку — с легкоатлетами! Это была несчастная любовь. Отцы, Анатолий Владимирович Тарасов и Леонид Сергеевич, были бескомпромиссными конкурентами. Хоменков-старший был зампредом в Спорткомитете СССР и курировал в том числе хоккей. А дети полюбили друг друга!

— Ну и поворот.

— Да вы что. Монтекки и Капулетти отдыхают.

— Где случилось несчастье?

— В двух шагах от Дома кино. В квартире, где они жили. Напротив памятника российско-грузинской дружбе, автором которого является Андрей Вознесенский. Знаете это место?

— Еще бы. Там была наша старая редакция.

— Вот-вот, Тишинская площадь! Вся спортивная Москва только об этом и говорила. Еще и потому, что жили они на одной лестничной клетке с Леоном Санадзе, начальником управления легкой атлетики и призером Олимпийских игр в Хельсинки. Одна домработница на две семьи — она все и рассказала. Татьяне Анатольевне можно только посочувствовать. Но сегодня она про Василия не говорит вообще. А прежде уверяла, что это чуть ли не единственная ее настоящая любовь. Но вот со временем взгляды поменялись.

— Там шло к чему-то нехорошему?

— Не знаю. Я не был тогда вхож в семью. Больше не хочу говорить на эту тему. Только одно: Вася был настолько талантливый человек… Мог стать вторым Брумелем! Папа — прекрасный спортсмен. Мама тоже чемпионка Советского Союза. Умный, раскованный, интеллигентный парень. Первая жена, Марина Крошина — предтеча Шараповой. Высокая, потрясающе играла. Родила ему двоих детей. Василий очень страдал — те остались без отцовского внимания. Всем участникам этой драмы можно посочувствовать.

Как закончила карьеру Роднина

— С Родниной отношения проще и понятнее?

— Я был последним человеком, с которым она общалась перед трагическим завершением карьеры.

— А завершение было трагическим?

— После ее третьей победы на Олимпиаде в Лэйк-Плэсиде договорились о съемке — я приехал на стадион Юных пионеров. Поговорить о будущем. Роднина была в прекрасном настроении! Вела себя как спортсмен после соревнований. Полная расслабленность, все выиграно… Я еще подумал: какая же она счастливая!

— А дальше?

— На следующей тренировке ее уронил Зайцев. С высоты. Сотрясение мозга — и объявляет об окончание карьеры. Я много лет думал, что из-за этого. Но недавно общались для фильма о Елене Чайковской — и Роднина версию подкорректировала.

— Что было на самом деле?

— Рассказала — уже и так собиралась уходить. После Олимпиады вступили новые правила, с обязательными «выбросами». Так называемый «прыжок Кауфман»: «Ну куда мне эти выбросы, если в позвоночнике — три грыжи?» То падение все ускорило.

«Золото» Лебедевой отобрали колдуны

— С настоящей мистикой сталкивались? Магией?

— Вот думаю — рассказать ли вам историю, в которую мало кто поверит… Или оставить для художественного кино?

— Что ж тут думать? Рассказывайте!

— Мы часто общались с Татьяной Лебедевой. При каждой встрече я возвращался мысленно к Олимпиаде в Афинах… Вот приезжает туда человек. Лидер мирового сезона в тройном прыжке. Да у нее соперниц не было, выигрывала у любой конкурентки!

— Что дальше?

— А там вдруг становится никакой. С трудом цепляется за «бронзу». Но как об этом расспрашивать после соревнований? Можно нарваться!

— Проще простого.

— Через год-полтора встретились на каких-то спортивных посиделках. Татьяне вручили неподъемный приз. Позвонила друзьям, чтоб заехали. Сидим, ждем — вот тут-то и всплыла тема ведьмы…

— Ого. Чувствую, нас ждет прекрасная история.

— Я-то решил, что это шутка! Но быстро вспомнил телетрансляции — действительно, постоянно выхватывали какого-то странного персонажа. То ли баба, то ли мужик. Сидела на трибуне, что-то приговаривала.

— Сама с собой?

— Сама с собой. Репортажи вела Ольга Богословская на канале «Россия» — и уточняла: «Мы видим психолога команды Камеруна». Потом выяснилось, что этот «психолог»…

— Ведьма?!

— Аккредитована-то она была как психолог. Но была самой настоящей ведьмой. Эти шаманы выходят в астрал. Умеют как-то воздействовать. Начались чудеса!

— Так что случилось?

— Отправляясь на стадион, Татьяна не нашла крестик, который был освящен Патриархом. Искать некогда — вспомнила, что у нее с собой крестик дочки. Его тоже не оказалось!

— Жила с кем-то?

— Одна. Кто мог взять — непонятно! Автобус уже уходил, помчалась на арену. Позже узнала, что в этот самый момент в Волгограде ее мама потеряла свой крестик в лесу. Вот потеряла — и всё! Сама Татьяна как бы потерялась в мироздании. Придя на стадион, чувствовала гул в ушах, какое-то воздействие. Один из тренеров нашей команды рассказывал — чувствовал то же самое. Свербило, шло воздействие!

— Ничего не противопоставишь.

— Намного позже Татьяна узнала, как с такой же ситуацией помогли справиться Анатолию Карпову. Нашему двенадцатому шахматному королю.

— Вроде бы в Багио против него работали колдуны?

— Совершенно верно. Когда играл с Виктором Корчным, вел 5:1 — и счет внезапно превратился в 5:5. Карпов испытывал абсолютно те же симптомы — полная потеря концентрации! В его группу поддержки входили представители спецслужб. Сообразили — идет воздействие.

— Из зала?

— Да, оттуда. Так что они сделали? Сняли в той же гостинице еще один номер, экранировали его. С этого момента Анатолий проводил все время только там.

— Это что такое?

— Грубо говоря, сделали кольчугу из определенного металла по стенам. Никакие волны не пропускал.

— Ну и дела.

— Рассказал мне об этом массажист и психолог Карпова Валерий Крылов. Сидели у него дома, вытащил на этот разговор. Анатолий Евгеньевич потом историю подтвердил. А из зала тех, кого подозревали, нашли возможность удалить. Вот так Карпова защитили. А Таню Лебедеву было защитить некому. Но вы помните, как завершилась для нее та Олимпиада?

— Разве не этим самым?

— Ну что вы! Ее тренера Вячеслава Догонкина вдруг осенило: «Слушай, ты же еще отобралась в прыжках в длину? А давай попробуем! Чем черт не шутит?» А Татьяна три раза в жизни выступала на этих соревнованиях! Ну, заявили. Ничего от нее не ждали. А она выиграла — да как!

— Как?

— С последней попытки — шестой! Опередила всех. Но там не было камерунки.

— Не тогда ли расплакалась на пьедестале?

— Конечно! Эти кадры потом Кустурица взял в свой фильм. В нашем спорте было три равнозначных момента: слезы Родниной, жест Леши Немова в полном зале и вот эта сцена с Таней Лебедевой. Ну как вам история? Для кино?

«Черный маг» Загайнов

— Абсолютно. Но вот вопрос — нельзя ли было на камерунскую колдунью ответить своей? Неужто перевелись?

— Я встречал героев с какими-то мистическими способностями. То ли это гипноз, то ли что-то ещё.

— Расскажите же скорее.

— Ну, слушайте. На Олимпиаде в Афинах наш 8-кратный чемпион мира в сабле Якименко где-то забыл аккредитацию. А это всё, конец — ни зайти, ни выйти из олимпийской деревни! Да еще и выставят из шенгенской зоны, внесут в список штрафников. Встречаем его у выхода чуть не плачущим. Вечер. Вдруг замечаю — идет психолог нашей команды Рудольф Загайнов.

— Многие считали его «черным магом».

— Яркая личность. Он тоже обращает внимание на Якименко — хоть знать его не знает. Говорю: «Рудольф Максимович, у парня такое несчастье! Как помочь?» Загайнов поговорил с ним минуту, взял за руку — точно как Вольф Мессинг. Произнес: «Значит, так. Сейчас я проведу тебя в олимпийскую деревню. А ты будешь вспоминать, где забыл аккредитацию».

— Неужели удалось?

— Как удалось — не знаю! Потом он говорил, что сумел сконцентрироваться на охранниках. Так, что они вообще никого не увидели. Прошли, ничего не предъявляя. А потом заставил Якименко весь этот день мысленно «откручивать» назад. Вспомнил, что оставил ее в тренировочном зале. Вместе пошли — точно, лежит!

— Да. В нашей команде был такой козырь.

— Технологиями он точно владел. Рудольф Максимович посмотрел на него внимательно: «Теперь тебе волноваться нечего. Завтра будешь с медалью» — «Эх, ваши бы слова…» На следующий день взял бронзу!

— Загайнов не только гипнозом владел. Еще способен был в одиночку раскидать компанию шпаны.

— Вы меня простите — он в боксе был спарринг-партнером великого Геннадия Шаткова! А у того был непостижимый нокаутирующий удар. Все говорили: создан для профессионального ринга. Всех бы там уложил!

— О нем снимали кино?

— Снимал. Как пройти мимо человека, который после трех инсультов вернулся к преподаванию и написал кучу книг? Потрясал жизнелюбием!

— Мне казалось, после трех инсультов можно только обрести покой.

— А вы расспросите Виктора Набутова-младшего, его внука. Он боготворит память о деде. Тоже снял фильм.

Значок доктора Конова

— Прекрасный фильм у вас был про доктора хоккейной сборной и московского «Динамо» Валерия Конова.

— У меня два фильма про спортивных врачей — первый про Василия Авраменко. Который работал с Гомельским, прошел 10 Олимпиад. Моя мама была спортивным врачом, брала меня на прием. Когда приходили мужчины, я вертелся рядом. Когда женщины — выходил на балкончик. Вот фотография — мама, 14-летний я пью «Нарзан», Всеволод Бобров, мой папа…

— Главный тренер Советского Союза по волейболу.

— Да. Главный тренер ЦДКА и сборной. На этой встрече я задал первый свой журналистский вопрос. Повернулся к Боброву: «Всеволод Михайлович, была знаменитая комбинация. Вы прорывались к воротам, уводили защитника, оставляли шайбу — а Шувалов или Бабич добивали… Кто придумал?» Этой комбинацией они рвали любую команду. Все же держали Бобра!

— Что ответил?

— Всеволод Михайлович иронически осмотрел меня: «Понимаешь, какая штука. Я не из тех людей, кто позволяет злоупотреблять ночными звонками. Позвонить мне мог либо Василий Иосифович Сталин, либо никто. А тут вдруг раздался звонок — Женька Бабич…»

— Вот кто придумал?

— Бабич почти кричит: «Сева, я придумал, как мы будем мутить! Все держат тебя — а забивать будем мы!»

— Бобров оценил сразу — что забивать будет кто-то?

— Как рассказывал — «Я тут же проснулся, воскликнул…»

— «Брависсимо»?

— «Мы теперь всех порвем!» Придумали тут же систему знаков. Сколько играли — столько никто не мог разгадать эту комбинацию. А я начал свой путь в журналистике.

— Так что с фильмом про доктора?

— Ах, да. Это тоже история. 98-й год. Олимпиада в Нагано. Впервые по НХЛовской традиции нас пускают в раздевалку. В финале чехи нас разгадали — прихватили Буре. Проигрываем, все в печали. Я потерянный стою возле раздевалки. Мимо идет доктор сборной Конов, с которым мельком пересеклись у Сыча. Вдруг обратил на меня внимание: «Вы неважно себя чувствуете?» Да нет, отвечаю. Как все себя чувствуют — так и я. Конов улыбнулся: «Все проходит — за черной полосой наступает белая!» Снимает с лацкана значок — и отдает мне.

— Что за значок?

— «Хоккей. Россия. Нагано-98″. Выпущено их было ровно столько, сколько людей в официальной делегации. Сам прикрутил мне этот значок на пиджак: „Это вам на память!“ У меня сразу улыбка до ушей!

— Можно понять.

— С тех пор стал внимательнее следить за этим человеком. Чем больше всматривался, тем лучше понимал — вот он, настоящий герой. Просто за кадром. Как только покажут снова этот фильм по телевизору — сразу шквал звонков! Конов с 80-го года работает со сборными. А если у тебя что-то болит, Валерий Евгеньевич…

— Не только значок снимет?

— Недавно на фестивале в Милане у меня суставы заболели. Позвонил ему. Так проконсультировал через всю Европу, что я смог подняться за призом. Но дело не в этом!

— А в чем же?!

— Это человек, к которому на базе „Динамо“ любая нянечка, любая уборщица может обратиться. Потрясающий человек. Это же он в Нагано поставил на ноги Буре!

— Что за история?

— У Павла была травма колена. Конов опасался, что наши тогдашние методы могут войти в противоречие с медициной НХЛ. Не спал всю ночь, выхаживал как мог — Паша потом не просто играл, он летал по льду! Потом снимаем фильм про Конова, подхожу к Павлу: „Что ж такое замечательное доктор с вами тогда сделал?“ Буре удивился: „А что-то разве было? Я не помню…“

— Как странно.

— Может, действительно не помнит. Мне тоже надо было сделать укол в сустав. Я лежу, Конов рассказывает байки. Говорю: „А укол-то когда?“ — „Давно сделал!“

Главный плейбой Советского Союза

— Вы вспомнили Игоря Тер-Ованесяна, другую легенду ХХ века. Интервью с ним стало одним из лучших среди „Разговоров по пятницам“.

— А человек какой?!

— Как вы говорили — главный плейбой Советского Союза.

— Думаю, и во всем мире был бы на пьедестале почета.

— Мало кто из наших оказывался на обложке Sport Illustrated.

— Времен холодной войны. Самое-то интересное — внутри была статья, написанная Игорем на английском языке. Никто за него не переводил. Лет пять назад у Тер-Ованесяна случился инсульт.

— Какое несчастье. Я не знал.

— По-русски после этого говорил медленно, повторял какие-то слова. Зато по-английски продолжал говорить так, будто никакого инсульта не было! А довели до инсульта врачи одной престижной клиники.

— Каким образом?

— Не знали, что такое „сердце спортсмена“. Он же постоянно тренировался — теннис, плавание, тренажерный зал… Как-то на дачу привезли бетонные блоки. Стал помогать рабочим! А было под 75. Ну и началась аритмия.

— Ничего удивительного.

— Отвезли в клинику — там сразу решили, что Игорь умирает. Ну и напичкали лекарствами, которые довели до инсульта. А сердце спортсмена особенное, оно способно переносить колоссальные перегрузки. Это другие люди, они по нагрузкам выходили в космос!

— Надо было оставить в покое — сердце пошалило бы, да успокоилось?

— Это версия его жены. Думаю, она близка к истине. Ольга Клейн сама замечательная спортсменка, рекордсменка мира. Но случилось то, что случилось. Игорь вспомнил о прежнем увлечении. Когда-то он был прекрасным рисовальщиком!

— Начал рисовать?

— По десять часов в день проводил у мольберта! Картины просто потрясающие. Это вернуло его к жизни. Это просто Николай Островский наших дней. Кто-то говорит: „Ну, Тер — это в прошлом…“ Да ничего подобного! Я с 66-го года ему поклонялся и буду поклоняться. Есть люди которые перевернули отношение к спорту и спортсменам.

— Сколько ж у него картин скопилось за 5 лет?

— Уже было 2 персональные выставки. Что для художника-любителя — невероятно. Уже появились фанаты. Один купил несколько картин, заплатил 10 тысяч долларов. Его спросили: „Олег, вы не слишком погорячились?“ — „Вы ничего не понимаете. Через несколько лет эти картины будут стоить в разы дороже!“

— Уточним для читателя, что это не Олег Шишканов. А какой-то другой.

— Другой-другой. Один из деятелей нашей легкой атлетики. Теперь в загородном доме галерея работ Игоря Арамовича.

— Вы же сняли о Тер-Ованесяне фильм?

— Называется „Невесомость“. Игорь просмотрел собственные дневники за все годы — и высчитал точное время, которое пробыл в состоянии невесомости. Оказывается, пролетел расстояние от Москвы до Питера.

„Семин понял, что его футболисты сплавили матч…“

— В фильме о самом себе говорите: „Я 20 лет ходил на тренировки к Семину и только потом приступил к фильму о нем“.

— Так мы соседи — дом тещи в 300 метрах от базы в Баковке. Когда-то туда пускали всех — и мальчишек, и соседей. На запасном поле играли в футбол. Чем больше присматривался к Семину, тем интереснее он для меня открывался. Такой домашний! Такой теплый! Один его рассказ никогда не забуду. Однажды он понял, что его футболисты сплавили матч. Возможно — за деньги.

— Узнал — кто именно?

— После узнал. Так он шел через всю Москву пешком, не понимая, что делать дальше. Как поступить с людьми, которые плюнули в душу? Шел несколько часов. Когда позвонил в дверь, жена его не узнала. Эта история теперь и во мне сидит.

— Вы успели снять в фильме про Семина потрясающего героя.

— Маму Семина?

— Ну да. Ей же было лет девяносто?

— Много, да… Непреклонная дама! Она не признавалась в любви к сыну — но каждая ее фраза была об этом. Жила своим Юрочкой. А привел нас к ней Валерий Баринов. Они же с Семиным в Орле жили в одном дворе!

— Что можете сказать молодым людям, которые выставили Семина из „Локомотива“?

— Да, мне есть, что сказать. Побеждает не тот тренер, который умеет пользоваться компьютерными технологиями. А тот кто пользуется доверием у команды. Кто говорит с ними на одном языке. Как Владимир Алекно.

— Вот так пример нашли.

— Ему даже президент наш сделал замечание — „Разговариваете на каком-то языке, сложном для восприятия“. А Владимир Романович ответил: „Я говорю на понятном для них языке! Это приносит результаты!“

— Кстати, про Алекно. Это же вы говорили, что к нему перешли какие-то секретные конспекты?

— Вячеслав Платонов знал, что серьезно болен. Задумал выпустить книжку — а денег не было. Так он на ксероксе распечатал все свои наработки, упражнения. Последовательность выполнения. В народ ушло несколько экземпляров. Первый — Владимиру Романовичу Алекно. В котором увидел свое продолжение.

„На пороге стоял Василий Сталин в тужурке“

— Вы говорили: не вовремя подойдешь к спортсмену — „можно нарваться“. А нарывались?

— Как-то с Яшиным пытался поговорить до тренировки. Представил меня Бесков, тогда главный тренер „Динамо“!

— Не помогло?

— Я не услышал от Яшина и двух слов.

— Ай да Лев Иванович.

— Не потому, что он бирюк! Просто мыслями уже был там, в работе. Много лет спустя на соревнованиях по мини-футболу подошел к Яшину. Работал он замначальника управления футбола. Что-то сказал — я записал. Через пять минут сзади слышу торопливые шаги, почти бег — это Яшин, великий Яшин меня догоняет: „Подождите, Евгений, я вам еще не все рассказал!“

— Как мило.

— А однажды „нарвался“ сам Василий Сталин!

— Это кто ж осмелился?

— Мой папа. Выгнал из раздевалки Василия Иосифовича. С которым дружил до войны. Были в одном пионерском лагере. Забыл, что это не просто приятель юности — а еще и сын вождя.

— Мог бы и поплатиться.

— Он и поплатился. Тут же с него было снято звание „заслуженный мастер спорта“. „Заслуженного тренера“ к тому моменту еще не присвоили. 60-й год. Звонок в дверь…

— Так-так?

— Суббота. Я, пацан, открываю дверь. На пороге как-то мастеровой в тужурке. Что-то вроде ватника. С палочкой. Рыжий, рябой. „Григорий Ефимович дома?“ — „Ну да…“ Отец меняется в лице, поворачивается ко мне: „Ты хотел в кино? Держи деньги. Мороженое купишь“. Не просился я ни в какое кино — но не отказываться же? К вечеру возвращаюсь: „А кто это был?“ — „Да Васька“ — „Какой Васька?“ — „Сталин“.

— Ну и ну.

— Я оживился: „А что он приходил?“ — „Да прощения просил…“ Василий Иосифович вышел из тюрьмы, а дети его жили в соседнем подъезде. Учился с ними в школе. В том числе с Бурдонским, будущим знаменитым режиссером театра Армии. Тогда ставил школьные спектакли.

— Простил отец?

— Я тоже спросил: „Ты простил?“ — „Да…“ Вообще, отзывался о Василии Иосифовиче очень по-доброму. Говорил так: „Человек создал первый профессиональный клуб в стране!“

— „ЗМС“ отцу вернули?

— Нет. Только „заслуженного тренера“. Все-таки он был тренером первой советской команды, ставшей чемпионом мира — в 49-м году в Праге выиграла мужская сборная по волейболу. Как-то ехали мы с папой мимо серого дома, где располагался КГБ. А в 49-м — МГБ. Указал на окна и рассказал, как вызвали в этот дом накануне того чемпионата мира.

— О чем говорили?

— Генерал на полном серьезе стал пытать, какое место займем. Никто знать не знал, как играют в Европе! Отец подумал — и произнес: „Поборемся за первое“. Генерал обрадовался: „Вот и напишите расписочку“.

— Не откажешься?

— Можно было отказаться. Наверное, отец даже вышел бы из этого здания. Но от чемпионата мира вполне могли отказаться. А на самом чемпионате мира проигрывали решающий матч чехам — и отец упал в обморок. Знаменитый врач Зельдович что-то ему вколол, пришел в себя. Выиграли! А десять лет спустя на обычном медосмотре доктор спрашивает: „А когда у вас, Григорий Ефимович, был инфаркт?“ — „Какой еще инфаркт?“ — „Да вот же рубец…“

— А это еще не проиграли.

— Все чехи были за два метра. А у нас все великие — по 178 сантиметров. Зато в этой команде были настоящие фронтовики. Такие характеры!

„Запишите мне телефон Верника, я с ним помузицирую…“

— Вы Баринова вспомнили. Не так давно он играл в вашем фильме.

— За бесплатно! Как и все остальные!

— Что за фильм?

— „С мячом в Британию“. Про турне московского „Динамо“ по Англии в 45-м. Продюсер Михаил Тюркин — он как Кашпировский. Как договаривается — я не знаю! Сам бы так не сумел. В этот фильм пригласили исключительно любителей футбола. Никто не получил ни копейки. А в фильме Баринов, Верник, Горобченко, Мерзликин, Никоненко…

— Сколько стоит съемочный день хорошего актера? Уровня Горобченко или Баринова?

— Баринов — 100 тысяч рублей.

— Чтоб оценить масштаб подвига — сколько съемочных дней ушло?

— Каждый потратил смену. Но эта смена была тяжелейшая! Снимали в старом доме культуры недалеко от Шереметьево. Так Мерзликин опаздывал на самолет, до аэропорта километра три. Попадаем в пробку — и последние полтора Мерзликин бежал вдоль шоссе. Народ высовывался из автомобилей — где же камера? Думали, съемки идут!

— Тут уж я видел своими глазами овацию в Доме кино.

— Мы собрали родственников героев фильма. Кого смогли найти — всех пригласили. После премьеры подходят дочка и внучка Вадима Синявского. Внучка чуть не плачет: „Я видела деда только в кинохронике…“ Это правда, из фильма в фильм перемещаются кадры, как Синявский приезжает на стадион „Динамо“ и произносит: „Внимание, говорит Москва“. А внучка продолжает: „Я увидела Верника и поняла, каким он был на самом деле. Поняла суть своего деда! Знаете, я музыкант. Запишите мне телефон Верника, я с ним помузицирую…“ Пришла дочка Якушина с внуками. Человек десять их было. Дочка одного Соловьева, другого, внук Бескова. Вот они — наши главные судьи. Потому что с нашими коллегами, которые снимают художественное кино, семьи спортсменов судятся до сих пор!

— Вы о чем?

— Фильм „Движение вверх“. Всё, закрыли тему.

— Люди любят цифры. Сколько стоит документальный фильм уровня „С мячом в Британию“?

— Этот фильм, как и фильм о докторе Конове, сделаны на пожертвования. Помогли друзья Михаила Тюркина. Государство что-то дает на такие проекты, но там надо два года проходить тендер, готовиться…

— Так какой порядок цифр?

— Чисто документальный фильм — где-то полтора миллиона. Государство дает 2. Если с элементами художественного кино — государство дает 5 миллионов. Мы сняли за половину. Документальное кино — это не способ заработать.

Олимпиада-80. Как выглядели и что носили звезды эстрады и спорта

Как подтасовывали результаты на Олимпиаде-80

— Герои у вас что надо. А сколько тайн знаете! Вы же шепнули до съемок про историю, как на московской Олимпиаде Виктор Санеев проехал мимо „золота“…

— Эта история не совсем моя. Там фотографировал замечательный Роберт Максимов. Главный фотограф советской легкой атлетики. О нем сейчас тоже снимается кино. Была установка — должен победить советский спортсмен. У Санеева поначалу прыжки не ладились. Когда прыгнул эстонец Яак Удмяэ — флажок воткнули чуть дальше, чем тот приземлился.

— Фантастика.

— Второй человек, который об этом говорит — Юрий Рост. Он тоже фотографировал в этом створе.

— Санеев не допрыгнул?

— Он часто побеждал последним прыжком. Вот умел настроиться — как на последний прыжок в жизни! А здесь был сильный встречный ветер. Витя стоял и ждал, когда хоть чуть-чуть стихнет. Секундомер тикает. Если за 2 минуты не пошел на разбег — красный флаг и отдыхайте. Пришлось прыгать против ветра. Сантиметра на три не дотянул до результата Удмяэ. А натягивать Санееву уже ничего не стали. Все равно наш впереди! Какая разница? Но дело не в этом. Главное, у Санеева ужасно болела нога. Тогда это была редкость — работал с личным иглотерапевтом. Как-то по пути в Грузию у меня случился приступ подагры. Еле вышел из вагона! Кое-как добрался до гостиницы „Иверия“. Сразу набрал номер Санеева, который был в Грузии: „Витя, такая история. Ходить не могу!“ — „Ты в каком номере? Через 20 минут будем“. Так привез иглотерапевта — через час я бегал! Вот и у него самого все износилось, еле ходил.

— Сейчас в Австралии?

— Да, преподает в колледже. Сделал две операции. Поменял и колено, и бедро. На Олимпиаде в Сиднее он был олимпийским атташе команды Грузии. Мы гуляли по городу, я допытывался про ту историю в Москве. Виктор — человек глубоко порядочный. Сказал: „Знаешь, это версия! Ни доказать, ни опровергнуть я не могу. Что говорить? У меня серебро…“

— С кем-то не сработались по человеческим качествам?

— Вы знаете, что Юрий Визбор был не только исполнителем песен, но и замечательным документалистом? Был и автором, и режиссером. Работал в творческом объединении „Экран“, где и я начинал карьеру. Так когда фильм не складывался, Визбор приходил в монтажную. Выгонял режиссера: „Несколько дней отдохни дома“. Сам садился с монтажером, переделывал кино. Оно получалось!

— Это и ваш случай?

— Да. У меня есть „черный список“ режиссеров, с которыми работать не стоит. К сожалению, это большей частью дамы. Разные у нас мозги, разное понимание. Приходилось к директору студии приходить, бить кулаком…

— Какой фильм перелопачивали за женщиной-режиссером?

— О Светлане Мастерковой, например. Там человек, не знающий и не понимающий спорт, выкинул интервью ее тренера Якова Ельянова. Он пахал до 91 года! Представить невозможно, чтоб не появился этот старик. Который все это создал.

— А его — в трэш?

— Ну да. Со словами: „Да ну, какой-то старый, выглядит не очень…“

— Самый крутой малоизвестный герой, которого для себя открыли во время съемок?

— Этого человека звали Елеазар Гвоздовер. Слышали это имя?

— Никогда.

— А он побеждал братьев Знаменских, всю элиту 30-х! Я успел встретится с его сестрой, расспросить. Отыскал кинограмму его бега. Ощущение, что Борзаковский — продолжение этого человека! Необычайно одаренный. Закончил с отличием химико-технологический институт, был оставлен в аспирантуре. Первым в нашем спорте предложил круглогодичную тренировку. В 36-м году об этом никто и не слышал! Самостоятельно исследовал лучших бегунов мира. А в справочниках даже не найти это имя, его вымарали отовсюду. Свободно говорил по-немецки. Что его и погубило.

— Видимо, читал не „Капитал“ в первоисточнике?

— Его тренер подрабатывал в немецком посольстве, проводили физкультурные занятия. Приносил журнал Der Leichtatletik. Один из самых авторитетных легкоатлетических журналов в мире. На некоторых страницах мелькал фюрер, другие лидеры нацисткой партии. Но изучали-то не их портреты — а Гвоздовер переводил методические материалы и делился со сверстниками!

— Арестовали?

— Да, забрали. Следы теряются.

— Какой огрех в собственном фильме увидели после — и было очень обидно?

— Когда смотришь фильм на большом экране — совсем другая реальность! Вот в Высшей школе экономики замечательный киноклуб, там показывали фильм о Тер-Ованесяне. Что-то заметили — успели исправить.

— Смотреть надо только на большом?

— Только! Лет пять назад на московском международном кинофестивале должны были показать фильм об Айртоне Сенне. Дернул же меня черт посмотреть его в интернете! Какое там удовольствие? Ну, кино и кино. С трудом меня уговорили пойти в кинотеатр „Октябрь“. Я увидел потрясающую работу — где я сам за рулем болида, ощущение полета! Я в центре этого мира!

— Что вы говорите.

— Да. Будто два разных произведения. С тех пор если хочу получить удовольствие от фильма — иду только в кино.

Пельмени Брумеля, диктофон Роберта Рождественского

— Самые удивительные тренировки, которые видели?

— Люди прятались и подглядывали в армейский бинокль за тренировками Куца. Что удавалось разглядеть — записывали в блокнотик. Близко никого не подпускали, все было засекречено. А меня — пускали.

— Это как же получилось?

— Правда, было мне 11 лет. Я не за Куцем наблюдал, а сам тренировался. А отец мой тренировал сборную России на Спартакиаде народов СССР 56-го года. Я потом Вячеславу Истратову, тренеру Борзаковского, говорил, что попал на эти тренировки — у того расширились глаза: „Представляете, как вам повезло? Мы подсматривали издалека! Что вы там видели?“

— Так что же?

— Бег с полной выкладкой — а пауза на минуту, не больше. Потом умирал. Вот как мы с вами сейчас сидим — так однажды подсел ко мне, совершенно обессилевший. Снял шиповки. Я увидел — у него все носки в крови!

— Господи.

— Годы спустя физиологи высчитали — Куц был самым обычным человеком, без выдающихся способностей! Сердце как у всех. Но вот придумал систему тренировок и колоссальные объемы — и сделал себя суперменом. А тогда на лавочке вдруг заговорил со мной — но как будто бы и с самим собой. Какие-то непонятные слова. Наши глаза пересеклись — я увидел взгляд каторжника! Это невозможно сыграть!

— Особенные люди.

— Кто-то мне говорил: олимпийские чемпионы — это люди, которые поднимаются туда, в небеса. И души их парят.

— Кто-то к старости становится мягче — как Бесков. А кто-то охладевает даже к старым товарищем — как Валерий Брумель.

— На меня это не распространялось. Всегда отношения были ровные. Все-таки у меня за плечами 15 Олимпиад, а чемпионатов мира без счета. Выезжали группами, где и спортсмены, и журналисты. Вместе питались, рассказывали истории… Эти люди уже не воспринимали нас как щелкоперов или киношников. Открывались с неожиданных сторон. Вот Брумель был потрясающим поваром, я второго такого не знаю!

— Что особенно получалось?

— Пельмени. Открыть бы сегодня свой ресторан — всех бы заткнул за пояс. О чем-то нельзя говорить, но… Брумель был азартен. Выступал за ветеранов — становился не первым, но всегда в призах. Его последняя жена сумела создать уют. Возможно, это она ограждала от нежелательных компаний. Воспитали сына, который тоже прилично прыгал в высоту — 2,25! Выступал в Мэдисон-Сквер Гарден, его пригласил американский студенческий союз…

— Как интересно. Что, уехал?

— Еще и получил три высших образования!

— Разве не Брумель на склоне лет объявил себя царем и требовал поклонения?

— Что вы — это его брат! Сам Брумель был абсолютно адекватным. Писал романы и пьесы. Выступал от общества „Знание“ — зарабатывал лекциями. Ездил куда зовут. Букой он вообще не был!

— Рад слышать.

— Я бывал у него дома. Однажды снимал, как приехал к нему в гости Джон Томас. Брумель его пригласил в Москву — а Спорткомитет оплатил все расходы. Они гуляли по городу и казалось — закадычные друзья! Настолько трогательно выглядело! Это не было показухой. Брумель не жил под маской, как некоторые сегодняшние спортсмены. Когда выясняется, что у Антона Шунина есть личный пресс-атташе. От девушек он скрывается, что ли? Сейчас же много „журналисток“. От кого ему прятаться? Или подчеркивается собственная значимость? Да, единственный воспитанник „Динамо“ в главной команде. Вот и все достоинства. Нормальный, средний вратарь. Не Хомич и не Яшин.

— С Куцем рядом вы тренировались. А с Брумелем не пробовали?

— А случалось! Было это на стадионе „Буревестник“, сейчас на этом месте спорткомплекс „Олимпийский“. Встретились в гиревом зале — я учился в институте и тренировался для себя, Брумель готовился в Олимпиаде в Токио. Приседали со штангой 200 килограмм на плечах. Потом он взял 220, а я постеснялся. Думал, не справлюсь. Потом Брумель ушел, я присел с его штангой — а встать не могу! Травма спины!

— В группах поддержки на Олимпиадах случались фантастические люди — вроде писателя Юрия Трифонова.

— Мне больше запомнился Роберт Рождественский. Это был фанат спорта! Он же сам играл в баскетбол на Спартакиаде народов СССР за команду Карело-Финской республики. Возглавлял федерацию баскетбола во времена Кондрашина. В 72-м году в Мюнхене я увидел у него как бы сейчас сказали — „гаджет“…

— Это что же?

— Небольшой диктофончик. Я подошел на завтраке: „Роберт Иванович, я хочу такой же“. Оказалось — милейший человек!

— Отдал свой?

— Нет. Пошли с ним по магазинам — пока он не нашел то, что нужно. Такой же Philips. Работал до 90-х!

Юрий Рост, две волейболистки и кипа открыток

— Про какие съемки вы думали — „скорее бы они закончились“?

— Это, конечно, Ванкувер. Все сыпалось. Мы сами, дождь… Вся зимняя Олимпиада — под дождем! Алена Заварзина только что проиграла в своем сноуборде. Спрашиваю: „Ну и что вы сейчас чувствуете?“ — „Как будто пингвина запустили в Средиземноморье…“ Это была пытка для всех. Подготовиться к такому невозможно.

— А про какие думалось — „не заканчивались бы они вообще“?

— Олимпиада в Мюнхене! Пусть и кровопролитная. Моя самая первая. Благодаря Юрию Росту удалось попасть на финал баскетбола. Причем, у меня была аккредитация в олимпийскую деревню — если закрыть пальцем одну букву, еще можно было куда-то просочится. У Роста не было вообще ничего! А спортсменов Израиля к тому моменту уже расстреляли. Можете себе представить меры безопасности? Росту дал свою аккредитацию Александр Иваницкий, олимпийский чемпион 64-го года по борьбе, а тогда работник ЦК ВЛКСМ. Он улетал в Москву.

— Щупленький Рост мог прокатить за борца-тяжеловеса Иваницкого?

— О чем и речь. Роднили их разве что большие очки. Да мы и ни на что не рассчитывали. Рост встретил около автобусов, которые везли на баскетбол: „Поехали! Попробуем прорваться“. Вдобавок к аккредитации были специальные билеты на финал.

— Как обычно.

— Юра Рост был в обществе двух блондинок-волейболисток из Киева. Он и сам киевлянин. Вот в таком составе вылезаем из автобуса с участниками и официальными лицами. Подходим к первому рубежу — Рост вытаскивает из кармана конверт, дает какие-то бумаги. Указывает на нас: „Это со мной“. Те кивают: „Да, да…“ Так миновали три пункта. Уже внутри спрашиваю: „Юра, ты что давал? У тебя столько приглашений?“ Он отмахнулся: „Старик, потом расскажу“. Спросите меня — когда случилось „потом“?

— Когда случилось „потом“?

— На сочинской Олимпиаде! В Москве мы не очень-то виделись. Я вспомнил: „Ты что давал-то в 72-м?“ И Рост рассказал — купил открытки старой Москвы. Ему сказали, что на Олимпиадах „change“. Но не уточнили, что открытки никому не нужны — котируются только значки!

— Остался он с этими открытками?

— Ну да. Не знал, куда их девать. Ну и решил вручать охранникам: „Пока они рассмотрят — мы уже там… Так и случилось!“

— Потрясающая история.

— Он еще дружил с Башкиным, тренером нашей сборной. Тот разрешил ему снимать прямо возле скамейки сборной СССР. А мы сидели на полу с нашими спортсменами. Воздух был пропитан чудесами! Валерий Борзов как бы между прочим рассказывал, что видел террористов.

— Это где же?

— Ему на следующий день надо было бежать 200 метров. Не спалось! В начале третьего вышел на балкон.

— Покурить?

— Он не курил. Просто подышать. Вдруг видит: парни в спортивных костюмах перемахивают через забор. Перебрасывают сумки. Все в капюшонах, лица прикрыты. Как советский человек, подумал — „вот это загуляли ребята“… А утром стало известно, кто это.

Минута кинохроники стоит 36 тысяч рублей

— Фильм про Маслаченко увидела хотя бы Украина. А картину „Сор из избы“ никто вообще.

— Не представляю, как ее увидеть. В перестройку многие фильмы возвращались, я сам бывал на премьерах в Доме кино. Но этот фильм, запрещенный когда-то в Гостелерадио, не вернулся. Делали мы его в рамках творческого объединения „Экран“, которого уже не существует.

— Не отыскать?

— Можно найти (фильм есть в Youtube. — Прим. „СЭ“)! Но стоимость проката одной минуты хроники в телерадиофонде — 36 тысяч рублей. Помножьте на 50 минут. Где взять такие деньги? Можно попробовать организовать обращение союза кинематографистов к начальникам этого фонда…

— Кино-то стоит таких усилий?

— Для своего времени было яркое! Потом мы написали книжку, которая в России вышла под названием „Хроника одной победы“, а за границей — „Фетисов против Тихонова“. Тираж 220 тысяч экземпляров разлетелся за три месяца. Рассказывал в ней историю и этого фильма. Сигнальный экземпляр был у меня в сумке, когда летел на Олимпиаду в Пекин. Вдруг вижу — в VIP-салон садится комментатор и вице-президент федерации фигурного катания Сергей Кононыхин.

— Ну и что?

— Когда-то он был одним из руководителей киноредакции Гостелерадио. Тем, кто запрещал это кино! Подошел, вручил ему книжку: „В конце рассказана история, к которой и вы причастны“.

— Ну и как?

— Уже в Пекине подошел весь красный Кононыхин: „Я был „за“ этот фильм, клянусь! Я не виноват. А вы замечательно написали“. Будем считать это сатисфакцией.

— Самые интересные советы, которые получали от коллег?

— В 60-м году я стал членом детской общественной редколлегии журнала „Пионер“. Посылал туда стихи, рассказы — не напечатали ни одного! Зато однажды позвонили: „Загляните к нам“. Я пришел в редакцию — и встретился со Львом Кассилем. Вот от него и услышал: „Не надо ходить в гуманитарные вузы! Там учат интеллигентности. А я закончил физмат университета, у меня мозги работают на порядок лучше, чем у коллег…“

— Послушали?

— Пошел в СТАНКИН. Кстати, моим лучшим учеником был Миша Фрадков, будущий премьер-министр. Даже на картошке выделялся. Ярчайшая личность!

Зеппельт отвернулся

— Сколько у вас призов за документальное кино?

— Не знаю.

— Неужели не считали?

— Один только фильм „Елена Калинина. На коне“ собрал больше 20 призов.

— Это про девушку, на которую наступила лошадка?

— Да, копытом на лицо. А весит лошадка 700−750 килограмм. Потом было 12 операций в Ростове и 6 в Москве. Много часов под наркозом. Сумела восстановить лицо. Завоевала еще много призов в спорте. А мне, приезжая на фестивали, приходится стоять на одной сцене с Зеппельтом…

— Что ж вы ему в рожу не плюнули?

— Собирался!

— Что помешало?

— Он отвернулся.

— Вы все-таки подошли?

— Попытался выяснить, где посмотреть его первый фильм. Сделанный в 2008-м году. Зеппельт отвернулся. А у меня шампанского в руках не было, чтоб… На том фестивале я получил приз — а он вышел за каким-то второстепенным. К кино его произведения не имеют никакое отношения!

— Как кинематографист слабенький?

— Да нулевой! В программу „Взгляд“ не прошел бы. Что-то лепит на злобу дня. Но это не имеет отношения к кино.

— Home video?

— Можно и так сказать.

— Приз, который особенно греет душу?

— За фильм „Неспортивная история“. О Юрии Думчеве. Тот был рекордсменом мира по метанию диска и прекрасным артистом. Рано ушел из жизни, драматическая судьба… Этот фильм выиграл фестиваль „Послание к человеку“. Возможно, самый престижный для наших кинематографистов. Еще фильм о Гарри Каспарове „Тринадцатый“ наделал много шума.

— Его тоже вы сняли?

— Вместе с Виталием Мелик-Карамовым.

— Фильм знаменитый.

— Ну да. Хотел показать отрывки на творческом вечере — и не нашел в хорошем качестве. История этого фильма — просто детектив! Удалось доставить письмо Александру Яковлеву, члену Политбюро ЦК КПСС. Чтоб этот фильм показали. Звали Яковлева Александр Николаевич, режиссера — тоже. Вот режиссер вечером плескается в ванной, беспроводной телефон имел уже тогда. Звонок главного Александра Николаевич, тот представляется — и режиссер…

— Чуть не утонул?

— Подумал, что разыгрывают. Лишь когда в трубке раздался шорох, понял — раз разговор прослушивает и записывает КГБ, значит, Яковлев настоящий. Слышит: „Я не запрещал ваш фильм! Надо, чтоб его обсудили в союзе кинематографистов. Если понравится вашим коллегам — надо показывать!“ Режиссер забыл про мытье — бросился к машине, помчался на телевидение…

— В пене?

— Ну да. В приемную вышел лично Леонид Кравченко, тогдашний председатель Гостелерадио: „Александр Николаевич, дорогой! Да что же вы!“ Через два дня Белый зал союза кинематографистов битком, обсуждение фильма. Постановили — просто супер! Поставили на воскресенье после программы „Время“. Еще и Евгений Майоров произнес: „Пожалуйста, не выключайте телевизоры. После нашей программы будет замечательный фильм…“ Смотрела вся страна!

— А внешне — самый красивый приз?

— Был у нас великий хоккеист Владимир Петров. Но он же еще и замечательный кинопродюсер! Делал и документальное кино, и художественные фильмы. Первый фильм о Харламове — его. Петров проводил в Питере фестиваль, вот там и вручили приз — стоит белый медведь, а на него смотрит камера. Я мечтаю снять фильм о Петрове!

— Что мешает?

— Пока товарищи из хоккейного клуба ЦСКА считают, что…

— Рано?

— Нет! Говорят, что надо делать „о команде“. Между прочим, музей в старом дворце ЦСКА создал именно Петров. Канадцы приезжают — у них глаза на лоб!

— Как ему горло перерезали осколком бутылки в гостинице „Прибалтийская“ и чудом выжил — вам Петров не рассказывал?

— Мне не рассказывал. Правду об этой истории, думаю, вообще мало кто знает.

— К какому призу прилагалась самая внушительная сумма прописью?

— Призы-то за границей дают всем — а вот конверты только своим. Я вам расскажу, как это выглядит. После награждения объявляют: „Фирма Kodak за лучшую операторскую работу дает столько-то…“ Нас балует только „Газпром-медиа“. Как-то в Баку был денежный приз.

— Попробую угадать — тысяча долларов?

— Абсолютно точно! Но главное — признание коллег. Сам факт конкуренции с Европой. Бюджет российского фильма — это максимум 2−3 миллиона рублей. Любого немецкого или французского начинается со 100 тысяч евро.

— Доходит до?..

— До 2 миллионов евро.

— Как же вы их уделываете при таком раскладе?

— А мы рассказываем человеческую историю. Без спецэффектов! Вот когда ты поднимаешься за спортивным „Оскаром“, а люди, вложившие миллионы долларов, остаются сидеть в зале — это дорогого стоит. Вот вам маленькая история. 6 лет назад на фестиваль в Милан приехал Пеле. Параллельно в Риме собиралась „большая семерка“. Так у нас камер было больше!

— Можно понять.

— Приехал Пеле поддержать фильм о самом себе. Пиар-компания замечательная! Но фильм этот не получил ни-че-го. Потому что даже „фильмом“ его назвать сложно — какая-то телевизионная программа с нарезкой голов, интервью…

Накидка Александра Тихонова

— Вы хоть раз героев фильма привозили?

— Нет у нас на это денег. Один раз вместе с фильмом, к которому имею косвенное отношение, приехал Александр Иванович Тихонов.

— В лисьей шубе?

— Нет. Есть у него фокус — выходит в накидке типа пушкинской. Что-то говорит, рядом переводчица. Потом поворачивается, чтоб уйти — зал видит, что он весь в орденах и медалях… Шквал!

— На спине?

— Да! На спине!

— Вот это пиар-компания. А вы говорите — Пеле.

— В отличие от истории с Пеле, фильм был достойный. Получил награду. Вы поймите, чтоб раскрыть личность человека — надо за ним год ходить и просто смотреть. Вот тогда будешь побеждать богатых. Вот так французы ходили за Шараповой. Чтоб понять, что стоит за этим криком. Поэтому Eurosport снял о ней фильм, а мы — нет. Да, там какие-то права у компании… Но я даже не знаю нашего человека, который бы к ней обратился!

— Про какой спортивный фильм подумали — „Жаль, это снял не я“?

— Сейчас появилась молодая, изумительно талантливая София Гелевер. Сняла фильм про Паралимпийские игры в Сочи. Замечательная работа! Получила Государственную премию. К чемпионату мира сняла ленту о наших молодых футболистах.

— Молодая девушка?

— Лет 27−28. Очень бы хотел с ней поработать. Но! Стоим в очереди. Может, удастся.

— Три лучших документальных фильма о спорте, которые знаете? Если без долгих размышлений?

— „Спорт, спорт, спорт“. Это Элем и Герман Климовы. „Футбол нашего детства“. И, пожалуй, вот этот фильм Софии Гелевер о паралимпийцах. История на разрыв аорты.

— За документальное кино „Оскаров“ нет?

— У нас „Эмми“!

— У вас не было?

— Я однажды вышел в финал. С фильмом „Собрание олимпийских сочинений“. 8 серий — за кулисами большого спорта. Работали вместе с Алексеем Васильевым, а продюсером был Тимур Вайнштейн. Который сегодня генеральный продюсер НТВ. В финале проиграли 2 или 3 голоса американскому фильму о Джо Луисе.

Юрий Голышак/"Спорт-Экспресс»,

5.06.2020 г.