Эверест как судьба
Пятнадцать лет назад алтайские альпинисты взошли на самую высокую гору мира
Своё восхождение они посвятили 60-летию Алтайского края. Из четырёх участников экспедиции трое остались в Гималаях навсегда.
Я вёз свою жену в роддом, когда услышал по радио «Маяк» сообщение о том, что на склонах Эвереста погибли российские альпинисты. Мгновенно понял, о ком речь, и был оглушён этой новостью. Совсем недавно сам собирался с ними в Тибет. Иван Плотников - инициатор восхождения - предлагал оформить редакционную командировку в горы, чтобы с места события оперативно сообщать о происходящем. С доступной мне высоты.
***
Помню воодушевление Ивана. Как без устали он мотался между крайспорткомитетом и спонсорами, в числе которых была и «Алтайская правда», где я тогда работал. До похода на Эверест он покорил в Гималаях три восьмитысячника - в 1991 году поднялся на Чо-Ойю, в 1993-м - на Дхаулагири, в 1996-м - на Макалу. После этого мы и познакомились. Интервью с ним было одним из первых на моём новом месте работы. Открытый и дружелюбный, Иван как-то сразу расположил к себе.
- Он обладал феноменальными спортивными качествами и такими же человеческими, - рассказывал мне позже известный на Алтае альпинист Андрей Дракин. — Всегда попадал в команду, когда дело доходило до гамбургского счёта. С ним хотели ходить. Помню, как мы отправились на скалы соревноваться на скорость: Иван никогда раньше в таких соревнованиях не участвовал, но с первой попытки у всех выиграл! В Гималаи в начале девяностых ездили только самые сильные альпинисты страны. И Плотников входил в эту когорту. В сборной России был одним из самых молодых - 1960 года рождения. Он первым на Алтае выполнил норматив мастера спорта международного класса по альпинизму, его имя было на слуху, его поддерживали. Не случайно он стал главным организатором экспедиции на Эверест.
***
Николаю Шевченко в декабре 1997-го должно было исполниться 53 года. Среди алтайских альпинистов он был самым авторитетным. Когда начинала формироваться команда на Эверест, он уже отошёл от спорта, работал заместителем главного врача краевого кардиодиспансера по административно-хозяйственной части. Но до этого был одним из ведущих в стране профессиональных тренеров и на чемпионатах СССР по альпинизму неоднократно возглавлял сборную России. В неё входили в основном сибиряки - с 1979-го по 1993 год Шевченко работал штатным тренером по альпинизму в Сибирском военном округе. А до этого три года занимал такую же должность в Среднеазиатском военном округе. Там он прошёл великолепную школу альпинизма под началом знаменитого Ерванда Ильинского. В 1990 году Шевченко получил звание «Снежный барс». В его послужном списке к этому времени были пики Коммунизма, Ленина, Корженевской, Хан-Тенгри, Революции.
Как рассказывают ученики Шевченко, он всегда был нацелен на высокий спортивный результат и поддерживал в любом альпинистском коллективе жёсткую армейскую дисциплину. Иначе в горах нельзя. При этом никогда не выпячивал личное «я», скорее, был человеком команды. Это многое объясняет в финале его жизни.
Виталий Гусельников, выступавший в своё время на альпинистских соревнованиях за сборную СибВО, вспоминает:
- Шевченко и пищу мог сготовить для всех, и камни для улучшения лагерной площадки таскал на равных. Короче, делал всё, что полезно для остальных, не брезгуя никакой работой. Обязательно просыпался и провожал ребят, когда надо было ночью выходить на сложный маршрут.
Никто из алтайских альпинистов не сомневался, что Иван Плотников предложит своему учителю войти в состав экспедиции. Он видел в нём играющего тренера. На здоровье Николай Шевченко не жаловался, как альпинист мог дать фору многим молодым. А на Эверест поднимались люди и более возрастные, и менее искушённые в альпинизме.
***
Поначалу предполагалось, что в экспедицию войдёт девять человек. Потом пришлось ужаться до четырёх. Договорились, что в Гималаях алтайские спортсмены будут взаимодействовать с более многочисленной казахстанской группой Ерванда Ильинского, он и будет осуществлять общее руководство. Кроме Шевченко и Плотникова, на штурм Эвереста отправились Александр Торощин и Владимир Тумялис.
Александр Торощин работал заместителем начальника Западно-Сибирской поисково-спасательной службы, был мастером спорта международного класса по горному туризму. Владимир Тумялис трудился там же, за год до экспедиции в связке с Иваном Плотниковым стал чемпионом России в ледово-снежном классе. С 1986 года и до начала 1990-х в составе команды СибВО Владимир успешно выступал на зимних и летних чемпионатах Советского Союза, занимая призовые места.
Он единственный, кто остался в живых. В ночь с 6 на 7 мая во время ночёвки в штурмовом лагере на высоте 8300 метров Владимир почувствовал сильную резь в глазах. Во время последнего перехода у него образовался зазор между защитными очками и кислородной маской, и он сжёг глаза. Идти в таком состоянии на вершину не решился. Торощин, по словам Тумялиса, тоже пожёг глаза, но рискнул продолжить восхождение. Уже с вершины Плотников и Шевченко сообщили по рации в базовый лагерь, что Торощин на высоте около 8600 метров почувствовал себя неважно и повернул обратно. Его крик услышали индонезийские альпинисты, находившиеся в палатках на высоте 8300 метров. Выйдя наружу, они увидели разбившегося человека.
Кемеровский альпинист Николай Кожемяко, взошедший на Эверест в 2001 году, рассказывал мне: «Скорее всего, Торощин поскользнулся. Там выше 8500 метров, выходишь на достаточно простой, но скользкий гребень - скальную плиту. Любое неосторожное движение - и в пропасть. Страховка невозможна - один потянет другого. Все бросают верёвки и идут сами по себе. Если ты поскользнулся - такая твоя судьба».
***
О том, что они на вершине, Плотников и Шевченко сообщили в базовый лагерь 7 мая в 18.00. Чтобы подняться до отметки 8848 метров с высоты 8300 потребовалось 10 часов. По альпинистским меркам, нормальное время.
«В трубу я видел, как они вышли на вершину, потом пошли на спуск, и затрудняюсь сказать, что произошло позже, так как спускались они довольно бодро, внешне ничего не говорило, что может произойти трагедия, - вспоминает в книге „Намасте, Эверест“ Ерванд Ильинский. — Возможно, у них кончился кислород, и один остановился и лёг, а второй не смог его оставить. Не могу сказать кто, потому что связи с ними после Эвереста не было, а в трубу я не мог угадать, кто есть кто, но на спуске со второй ступени видел человека в нашей форме. Я решил, что второй уже спустился, потом увидел, что человек, который топтался на краю ступени, поднялся на гребешок, сел, и здесь облако закрыло гору и больше видимости не было, а позже их нашли мёртвыми метров на 200 выше по склону от того места, где я видел человека. Думаю, что один остался лежать выше, и я его не увидел, второй подошёл к нему, а на дальнейшие действия сил уже не хватило».
Этой версии придерживается и Николай Кожемяко. «Думаю, один сидел с другим, пока тот был жив, а потом не хватило сил двигаться дальше. На такой огромной высоте граница между жизнью и смертью настолько мала, что если ты присел - можешь и не встать, тихо уснуть». Многие потом говорили про желудочные проблемы Плотникова - известно, что на высоте при чудовищной нагрузке на организм все физические слабости обнажаются, другие вспоминали, что и Шевченко как-то неважно выглядел перед штурмом. На то, что россиян нельзя было назвать абсолютно здоровыми, указывает Ильинский. Как я понимаю, именно его взгляд на события нашёл отражение в выводах Правления Федерации альпинизма России от 23 февраля 1998 года, где сказано, что случившемуся способствовали завышенная самооценка подготовленности команды либо недооценка ею сложности маршрута.
Но, думаю, было и другое. Ёмко об этом сказала в «Алтайской правде» Валентина Буняева: «Похоже, сработал принцип высотных восхождений - «каждый за себя». Казахстанская группа, в которую входило с полтора десятка человек, учитывала прежде всего собственные интересы. Наша, по мнению ряда моих собеседников, была слишком малочисленной и просто физически перегрузилась. К тому же, по свидетельству Тумялиса, она вынуждена была штурмовать вершину раньше времени, не пройдя запланированного отдыха после акклиматизационного подъёма. Поступила команда выдвинуться вверх, чтобы подстраховать спускавшихся вниз казахстанских альпинистов, у которых после покорения Эвереста возникли проблемы. Тут, конечно, никаких претензий нет: взаимовыручка в горах - святое дело. Но пары дней для отдыха наши альпинисты лишились.
***
Те, кто хорошо знал Шевченко, называли его гибель невероятной. Слишком хорошо у него было развито чувство опасности. При всей своей нацеленности на результат он никогда не стремился добиться его любой ценой. Думаю, отвернуть от вершины ни ему, ни Ивану Плотникову не позволила вся предыдущая жизнь - где они были лидерами, людьми команды, личностями с огромным чувством ответственности. Вверх их двигала и вера в собственные силы, и самолюбие, и желание не подвести тех, кто в них верил и поддерживал. Бросить друг друга они не могли.
В одной книге об альпинизме я прочитал: «Эверест - это судьба, которую выбирает себе человек. Восхождение не имеет аналогий. Сколько бы счастливых судеб ни было раньше, как бы предусмотрителен и подготовлен ни был альпинист, какими бы совершенными ни были помогающие ему технические средства, он не знает своей судьбы на Горе».
Виталий ДВОРЯНКИН,
«Алтайский спорт», 17.05.2012.
На снимке: пресс-конференция накануне отъезда в Гималаи. Слева направо: Александр Торощин, Владимир Тумялис, Иван Плотников, Николай Шевченко.